ПОЛИТИКА

ИДЕЙНЫЕ ВОЙНЫ И ВОЙНА ИДЕЙ

ВВЕДЕНИЕ

И чиновники и аналитики подчеркивают важность «войны идей», как составляющей более крупной войны с террором. При этом многие аналитики предупреждают, что Соединенные Штаты эту войну проигрывают. Их беспокойство отчасти является результатом ошибочного смешивания понятий войны идей и популярности (точнее непопулярности) политики США и образа Америки за границей. Что интересно: не похоже, чтобы Соединенные Штаты проигрывали войну идей на домашнем фронте.

Опросы общественного мнения Pew Research Center показывают, что «подавляющее большинство американских мусульман отвергают терроризм и религиозный экстремизм» и «положительно оценивают американское общество», хотя «более половины признают, что стало сложнее быть мусульманином» после 11 сентября 2001 г.

Отнесение общих антиамериканских настроений к рубрике войны идей обосновано лишь до определенной степени и только потому, что наши противники будут пытаться их использовать. Заявленная цель битвы идей это, прежде всего, «предотвратить возникновение исламской радикализации, чтобы лишить террористов будущих рекрутов и победить экстремизм внутри страны». Недовольство политикой США не означает поддержку глобального джихада. Антиамериканские настроения существовали задолго и независимо от войны с терроризмом; и многие из них будут существовать в будущем независимо от исхода конфликта.

Несмотря на широко распространённое внимание к победе в войне идей в современной стратегической литературе, практически нет анализа таких войн. Cуществует множество исследований по всем формам традиционных и нетрадиционных боевых действий, особенно по восстаниям. Но очень немногие исследования касаются войн идейных.

Данная монография, во?первых, предлагает краткое исследование четырех основных типов идейных войн, выделенных в истории. Во-торых, на основании этого исследования она начинает анализировать основной подход к текущей войне идей. Как мы постарались бы понять природу любого вооружённого конфликта, в который собираемся вступать, задолго до вступления в него, так и здесь мы должны понять природу любой войны идей, которую будем пытаться вести.

Определение проблемы

Война идей это столкновение точек зрения, концепций и образов и – прежде всего – их интерпретация, так как сами образы значат гораздо меньше, чем способ их восприятия. Это самые настоящие войны, так как служат цели, обычно политической, социальной или экономической по природе, и предполагают враждебные намерения или действия, хотя не обязательно связанные с физическим насилием. История позволяет выделить четыре основные категории идейных войн: (a) интеллектуальные споры, (b) идеологические войны, (c) войны за религиозные догматы и (d) рекламные кампании. Все они в целом связаны с силой и влиянием, как и войны за территории и материальные ресурсы, а их ставки могут оказаться довольно высоки. Многие идейные войны происходят внутри более крупных физических конфликтов. Один из главных мотивов идейной войны это опасение, что другие получат доступ к или контроль над той или иной формой физической власти или материального богатства. В некоторых случаях идеи – самое эффективное орудие борьбы с такими угрозами.

Почти в каждой войне есть идейный компонент, но в некоторых конфликтах он вторичен. Как свидетельствует история, пропаганда и патриотическая риторика часто выливается в войну слов и образов, т.е. сражение своего рода идей. Такие битвы помогают поддерживать дух, привлекать материальные вложения и другим образом способствовать физической борьбе. Однако, не обязательно их выигрывать для победы в физическом столкновении оружия. Во Второй мировой войне, например, Союзники и державы Оси представляли конфликт как борьбу «добра и зла». Но идеологическая схватка была разрешена на поле боя физическим поражением сил Оси в Европе и сбрасыванием атомных бомб на Японию. Физическое присутствие военных сил во время реконструкции позволило Союзникам держать контроль над людьми и территориями и таким образом убрать, реабилитировать или перевоспитать подчинённые населения.

Важно различать войны, в которых идеи, в основном, поддерживают физическое столкновение оружия, и войны, где идеи являются причиной или основным оружием. Оба типа конфликтов являются идейными войнами. Но в первом военная сила изначально играет ведущую роль, побеждает вооружённую мощь оппонента, а затем перемещается на второй план, но всё ещё важна для обеспечения безопасности во время реконструкции. Во втором – военная сила играет очень ограниченную роль или вообще никакой.

Как уже отмечалось, чиновники США видят в текущей войне с терроризмом объединённые усилия, задействующие и физические, и идейные элементы, при этом последние более важны, а возможно являются решающими. Следовательно, Соединенные Штаты считают, что участвуют во втором типе идейных войн. Тем не менее, это не означает, что военная сила не важна в конфликте или не связана с успехом или поражением в идейной войне. Наоборот, как показывает данное исследование, физические события, в том числе применение (кинетической) силы, часто играют решающую роль в разрешении идейных войн или изолирования оппозиции.

ОСНОВНЫЕ ИДЕЙНЫЕ ВОЙНЫ

Интеллектуальные споры

Интеллектуальный спор это довольно распространённая и давняя форма идейной войны. Здесь мы определим его как любой спор, в котором противники выдвигают аргументы, поддерживают их некоторого рода доказательствами и отказываются от доводов и заключений оппонента. Такие дебаты варьируются от простых до значимых. Пример простых – это различные интерпретации письменных работ учёных и критиков, особенно придерживающиеся принципов пост?структурализма, например исключения намерения автора как такового. Напротив, дебаты между сторонниками и противниками абортов затронули юридические, этические и моральные вопросы, и ряд докторов и медицинского персонала потеряли жизни во время процессов. Спор был в разгаре ещё до того, как решение Верховного суда признало аборт конституционным правом. Пример международных споров, попадающих между двумя категориями, это разногласия по вопросу была ли военная революция в новой современной Европе эволюцией или революцией, или же нарушением равновесий. Независимо от ответа, последствия военной революции это трансформация взаимоотношений власти в Европе и за её пределами (разумеется, результат так же спорен).

Предположительно, интеллектуальные споры зависят от природы и количества имеющихся доказательств и их разумных интерпретаций и выводов. Спор должен содержать объективную оценку имеющихся фактов, и пересмотр участниками своих позиций по мере поступления новой информации. Тем не менее, как показал Томас Кун, интеллектуальные споры также подвержены влиянию задействованных сил и возможных потерь при поддержании конкретной точки зрения – возможно даже в большей степени, чем они зависят от имеющихся доказательств. Похожим образом работа сэра Карла Поппера по «объективному» знанию раскрывает, что наше знание, даже полученное научным методом, не является в полной мере определённым; знание неустойчиво, а процесс познания динамичен, подвержен влиянию наших выводов и нашей несовершенной способности определять и изучать эти выводы. Люди различных культур и происхождения не обязательно одинаково оценивают одни и те же доказательства.

Примером является недавний спор между теориями «разумного создания» и эволюции. Сторонники первого утверждают, что теория Дарвина о естественном отборе, которая является научной основой современной теории эволюции, не объясняет происхождение сложных форм жизни; поэтому весьма вероятно, что их создал некий высший разум. Противники называют такую теорию просто «креационизмом» в другом обличии.

Другой пример – противостояния, вызванные сначала Николаем Коперником (1473-1543) и позже – Галилео Галилеем (1564-1642), выдвигавшими гелиоцентрическую модель Вселенной.

Беспорядочные результаты типичны для интеллектуальных споров. Противники редко меняют свои позиции с поступлением новых фактов или новых способов их оценки. Они остаются привержены своим позициям, убеждены в правильности интерпретации и готовы продолжить борьбу в другой форме, в другом месте или другими методами. Разрешение спора может прийти извне, но оно – как в случае со спором о «разумном создании» – ограничивает только формальную сферу действия теории или идеи, но не её привлекательность или неформальное влияние. В некоторых случаях непреклонность связана не с убедительностью доказательств, а с политическими последствиями уступки. Только через несколько веков Католическая церковь принесла извинения за приговор Галилео, но по прежнему настаивает, что отказ от гелиоцентрической модели был справедлив по научным стандартам того времени.

На первый взгляд ставки, вовлечённые в интеллектуальные споры, не особенно высоки. Тем не менее, отсутствие научного разнообразия в высших учебных заведениях может привести к общепринятости преподавания на этом и других уровнях образования. Многие учёные отстаивали введение расистских социально-дарвинистских доктрин в западный учебный план в XIX в. с разр��шительными последствиями для будущих поколений. Таким образом, результаты научных споров могут оказаться значительными. Похожим образом, позиция судьи в деле против абортов могла повлиять на то, выдвинут ли он или она в Верховный суд решения, которые определённо являются влиятельными.

В некоторых случаях, упомянутых выше, вопрос решили внешние события – постановление судьи или суда. Некоторые считают, что суд беспристрастен и справедлив, но это не всегда верно, как например в случае с Галилео. Тем не менее, описанные решения имели лишь ограниченное воздействие. Спор о гелиоцентрической системе возобновился позже; периодически возобновляются споры об эволюции и абортах. Продолжаются и другие интеллектуальные споры, например о причинах Французской революции или Первой мировой войны, появляются новые школы мысли или старые пробуют новые точки зрения или открывают новые свидетельства. И было бы неточно сказать, что в таких спорах нет стратегических целей, так как разногласия о причинах Французской революции являются частью более крупной идеологической борьбы.

Споры о ��елигиозных догматах

Споры о религиозных догматах похожи на интеллектуальные споры, так как стороны держатся за свою точку зрения. Ключевое отличие в том, что доказательства в целом держатся на интерпретации священных текстов, доступ к которым может быть и часто является осознанно или другим образом ограниченным. Усложняет вопрос и то, что многие тексты были фальсифицированы или подделаны, а другие утеряны или никогда не существовали. Логика и анализ на этом останавливаются. Далее необходима «сила веры».

Примером является спор между Августином Гиппонским, известным епископом, позже канонизированным Католической церковью, и аскетом Пелагием (354-420). В корне лежало противостояние между двумя взглядами на природу человека, в свою очередь имевшими серьёзное значение для традиционного понимания природы первородного греха и способов спасения.

Не удивительно, что ставки в этом споре были высокими. Кроме всего прочего, доминирующая интерпретация догмата формирует убеждения приверженцев веры на много веков вперёд. Религиозный догмат определяет не только эту жизнь, её значение и как себя в ней вести, но и жизнь после смерти – что это, и кто её получит. Другие, возможно более известные и определённо более значимые примеры споров за религиозные догматы включают разделение суннитов?шиитов внутри Ислама и раскол Восток?Запад в христианстве. Каждый из споров задействовал различные интерпретации догмата, а также наслаивающиеся политические, экономические и культурные вопросы.

В примере с Августином главную роль в разрешении конфликта сыграло физическое событие – решение Папы изгнать Пелагия и исчезновение последнего со сцены. Августину потребовалось непрерывная организаторская работа и детальное сравнение работ Пелагия с церковными догматами, чтобы спровоцировать действия Зосима. Опять же, решение оказалось временным в большом масштабе. Спор о природе человека поднимался с тех пор многими философами и теологами и остаётся в целом нерешенным.

Идеологические войны

Для целей данной монографии, идеология – это любой организованный набор политических или философских идей, мирских или религиозных. Спор о религиозных догматах, в отличие от идеологической войны, предполагает несогласие с интерпретацией священных текстов при том, что взгляды противника принадлежат той же религии. Идеологическая борьба, напротив, пересекает мирские и религиозные границы.

Некоторые учёные утверждают, что религиозные убеждения сильнее идеологии и потому качественно отличны. Однако, такое разделение не обязательно верно. И религии и идеологии задействуют элементы веры и полагаются на выводы, которые редко выдерживают тщательную проверку. Как и с религией, главные сторонники идеологии, вероятно, останутся верными ей, независимо от доказательности их взглядов и перед лицом доказательств противника. Идеологии, по определению, настаивают на доступе к высшему источнику знания, который не требует доказательств. Религиозные убеждения, в частности связанные с определением жизни после смерти, подтолкнули людей к крайним мерам. Подобные религиозные соображения лежали в числе мотивов Тридцатилетней войны в Европе.

Но эти соображения были неразрывно связаны и с некоторыми совершенно нерелигиозными политическими и материальными мотивами. Сложно, в частности, представить меры более крайние, чем Холокост Гитлера. Таким образом, мы не можем утверждать, что религиозные идеологии обязательно отличаются от нерелигиозных своей разрушительностью.

Самый известный пример идеологической войны это, разумеется, Холодная война, в которой политическое, экономическое и военное соперничество между Соединёнными Штатами и Советским Союзом и их сторонниками происходило и в идеологической сфере. После Второй мировой войны стороны развернули серьёзную пропаганду, пытаясь выиграть идейную борьбу между политическими и экономическими философиями. Идеологическая схватка часто принимала сильную эмоциональную составляющую, значительно уйдя от заслуг и недостатков теорий, предложенных Адамом Смитом и Карлом Марксом.

Существовала и саморазрушительная сторона идеологической войны с коммунизмом. Маккартизм конца 1940?х и 1950?х гг. разрушил жизни многих верных американцев, часто на необоснованных подозрениях или ради политического оппортунизма. Использование институтов допроса может показаться крайней мерой, но она не уникальна как оружие в идейных войнах. Религиозная инквизиция христианства, существовавшая с XII по XIX вв., была, по сути, теми же комиссиями, но в большем масштабе.

Многие аналитики сегодня призывают использовать модель Холодной войны для войны идей в текущей борьбе с террором. Холодная война длилась несколько поколений и задействовала мног�� измерений (политическое, экономическое, военное и культурное). Однако в других аспектах модель бесполезна. Советский Союз являлся чётко определённой политико?географической единицей, на которую можно было нацелиться с военной точки зрения и физически сдерживать. Хотя, разумеется, физические границы не останавливали революционную идеологию. Аль-Каида и другие террористические группы, естественно, должны занимать некоторое физическое пространство и очевидно являются самостоятельными политическими единицами, хотя и с религиозной антизападной направленностью; тем не менее границы не определимы в том же смысле географически, даже при том, что крупнейшая база Аль-Каиды, вероятно, находится в горах Пакистана. Что ещё более важно, – решающим в войне против коммунистической идеологии стал экономический крах Советского Союза. Отчасти он произошёл из-за принятой Западом стратегии сдерживания и её применения против в целом ошибочных советских экономических решений во время гонки вооружений. Однако, ни одну из этих причин нельзя напрямую приписать войне идей, борьбе пропаганды Москвы и Запада.

Фундаментальная проблема с моделью Холодной войны в том, что невозможно вести экономическую войну против Аль?Каиды и её организаций или использовать стратегию сдерживания, не навредив при этом мусульманским государствам и населению, которое мы не хотим затронуть. Кроме того, не ясно, действительно ли война пропаганды, которая бушевала между западными союзниками и СССР убеждала людей верить в то, во что они не были готовы поверить или не оказывались в условиях, чтобы этому верить. Люди, которым привили принципы определённой системы, не очень восприимчивы к пропаганде другой стороны при отсутствии внутренних мотивов. Причины обращения против своей стороны, часто никак не связаны с идеологией. Без достоверных данных сложно прийти к обоснованным выводам об эффективности пропаганды на целевые населения, которые уже умственно и эмоционально преданы другому делу. Другой вопрос представляют собой неопределившиеся. Поэтому если одна сторона разворачивает информационную кампанию, второй приходится делать то же самое. Молчание предполагает слабость, осознание вины или и то, и другое.

Описанные идеологические войны были разрешены либо основным физическим событием, таким как крах Советского Союза, либо другой силой. Инквизиция удерживал�� людей и вырывала признания с помощью физической или эмоциональной силы. Это не означает, что пропаганда в форме брошюр, радиопередач и т. п. не эффективна, чтобы заставить оппонентов сдаться или что она не имеет ценности. Объём и тип психологической или эмоциональной силы, которую она может нести или несёт, легко недооценить.

Рекламные кампании

Рекламные кампании это самые проникновенные и самые распространённые идейные войны. Рекламная кампания это ряд сообщений, часто скомпонованных как эффектная реплика или девиз, несущих основную мысль о человеке, месте или вещи. Цель кампании – заставить аудиторию предпринять желаемое действие, проголосовать за конкретного кандидата, посетить то или иное место или купить определённый продукт. Рекламная кампания должна продолжаться до тех пор, пока предполагается, что продукт будет продаваться с прибылью, а кандидат – баллотироваться. Разумеется, со временем кампании развиваются (или скатываются вниз) в ответ на изменение ситуации и на действия, предпринимаемые конкурентами. Но они сохраняют главную характеристику – внутреннее стремление к увеличению доли на рынке, будь то потребители или голосующие.

Ставки здесь относительно высоки, от политического успеха кандидата до расширения доли на рынке для производителя или продавца. Классический пример текущей войны девизов и образов – между кока?колой и пепси?колой. Важно, что относительное преимущество кока?колы над пепсиколой связано с агрессивным использованием первой физических событий, не имеющих отношения к вкусу продукта, например, – распространение продукта в армии за границей, ассоциации с мировыми спортивными событиями и образом надежды в беспокойные времена.

ВОЙНЫ ИДЕЙ: НЕКОТОРЫЕ ВЫВОДЫ

Краткое обсуждение идейных войн выявляет, в первую очередь, что они не изолированы, а скорее зависимы от физических событий. Физическое уничтожение, изгнание или нейтрализация другим образом ключевых представителей стороны – один из самых очевидных способов разрешения конфликта. Как показывает крушение Советского Союза, крупное событие – такое как внутренний переворот, экономический крах или природная катастрофа тоже могут привести к гибели одной из сторон или к потере доверия к ней и, таким образом, разрешить или по крайней мере изолировать войну идей. Поэтому другой способ получить важное преимущество – специально выставлять негативные происшествия как результат «провального» набора идей. Не имеет значения, если логика не выдерживает тщательной проверки; аудитория может не требовать высоких стандартов доказательств, если результат желательный. Запад хотел верить, хотя и с некоторой обоснованностью, в объяснение, что Советский Союз рухнул, так как сработала стратегия сдерживания. Разумеется, социализм не был уничтожен, как школа мысли. Но всё же падение советского эксперимента серьёзно скомпрометировало основные принципы идеологии, и она сегодня менее влиятельна.

Маловероятно, чтобы инквизиция католической церкви или комиссии Маккарти воспринимались серьёзно, если бы за ними не стояла некоторая легальная – моральная или физическая – сила. В то же время неясно, были ли надежными «признания», полученные силой. Сила играет важную роль в любой борьбе идей, но может привести и к поверхностным или даже обратным результатам. Разумеется, возникает вопрос: является ли конечной целью «признание»? Или война идей только поддерживала использование силы в первую очередь?

Исследование также показывает, что война идей, по крайней мере на некоторый период времени, иногда оказывается неуместной. Интерес участников может отвлечь другой вопрос, спор или физическая катастрофа. Или у следующего поколения оказываются другие вкусы и заботы и оно не считает конкретную битву идей стоящей времени. Как раз во избежание таких результатов, рекламные и рекрутинговые кампании трансформируются, стараясь сохранить привлекательность на постоянно меняющихся рынках. Подобная работа не должна прекращаться и предполагает обширное исследование рынка.

Многие идейные войны будут продолжаться неопределённое время, развиваясь в формы различной интенсивности, и в них будут биться будущие поколения. Другими словами, верно старое высказывание, что идеи – как и болезни – никогда не умирают, исчезает только вектор.

«Война идей»

Сражение идей в войне с террором – это сложное сочетание двух типов конфликтов, внешнего и внутреннего. Внешне война является идеологической схваткой между Западом, в частности Соединёнными Штатами, и террористическими группами, в первую очередь Аль?Каидой и её ответвлениями. Цель Соединённых Штатов – сделать Аль-Каиду мелкой угрозой. Цель Аль-Каиды – подорвать поддержку Западом умеренных исламских режимов и предотвратить развращение Ислама нерелигиозными путями. Разумеется, соперничающие идеи здесь варьируются в зависимости от участвующих в конфликте или описывающих его.

Внутренне, война является сражением за религиозные догматы Ислама. Это борьба за установление особенно военизированной интерпретации Корана и закона шариат, которая должна мобилизовать мусульман против Запада и, таким образом, привести к очищению исламского общества и восстановлению величия Халифата.

Внутреннюю борьбу могут вести только мусульмане; НЕмусульмане – могут помочь, когда их попросят, но не имеют оснований, а следовательно права, выражать своё мнение по вопросам догматов. Ислам находится в центре процесса возрождения старых методов или динамики реформацияконтр?реформация, которой придётся идти своим чередом.

Внешняя схватка вовлекает и мусульман, и немусульман; что практически обеспечивает тактика самозванных джихадистов Такфири или Салафи. Поэтому, главный вопрос для определяющих политику Америки: как Соединённые Штаты и их стратегические партнёры могли бы вести внешнюю идеологическую схватку без ненужного усложнения борьбы внутри Ислама. Движения возрождения приходили и уходили на протяжении истории, большинство просуществовало всего несколько десятилетий, а более разрушительные – ещё меньше. Следовательно возможно, что так называемое движение Салафи в конечном итоге перегорит, даже если выживет горстка приверженцев. Некоторые войны идей заканчиваются, когда исчезает интерес, точнее – заинтересованность в них. Мусульманская молодежь тоже может потерять интерес к движению и обратиться к более плодотворным стремлениям. Как подчеркнули некоторые учёные, «будущее региона принадлежит молодым мусульманам». Значит, Соединённым Штатам стоит оценить, какое воздействие окажет их политика на молодых мусульман.

Конечно, мотивы каждого из этих конфликтов выходят за рамки идеологии. Один бывший террорист признался, что его привлекла идея быстро и наверняка попасть в рай через мученичество. Он выделил «идею мученической смерти» из других потенциальных мотивов. Точно так же другие свидетели меньше внимания уделяют образу Ислама, находящегося в опасности (призыв многих джихадистов Салафи), и больше – стремлению к насилию (что подтверждает популярность записей на видео взрывов автомобилей и других атак). Юношеское желание воплотить фантазии насилия, может отчасти являться причиной недавней популярности определённых форм джихада, призыв к которому просто социально оправдывает деструктивные порывы.

Ещё одна группа учёных указывает, что мотивы некоторых террористов уходят корнями в динамику малых групп, а не в возвышенные идеологические цели, и признают, что возможность создания государства Салафи, похоже, сплачивает Аль-Каиду и некоторые её зарождающиеся ответвления. Другие исследователи предупреждают, что экономические, социальные, политические и культурные условия нельзя исключить. В любом случае, мотивы лидеров могут значительно отличаться от мотивов рядовых граждан. Чрезмерное упрощение проблемы, таким образом, приведёт к ошибочной стратегии.

Расхождение подходов?

Существует две основные школы мысли, касающиеся подхода к войне идей. Первая утверждает, что конфликт лучше разрешить с помощью публичной дипломатии – определяемой, как передача информации по широкому спектру, включающему культурные и политические действия. Для этого предлагается оживить или преобразовать Государственный департамент США и многие из традиционных инструментов управления государством.

Данная школа мысли справедливо полагает, что американская публичная дипломатия сошла на нет после Холодной войны, о чём свидетельствует роспуск Информационного агентства США в 1999 г. и сокращение или отмена стратегических информационных программ, таких как «Голос Америки» и Радио Свободная Европа/Радио Свобода. Выход из ситуации – вновь задействовать мир, особенно арабо-мусульманский мир, вернув и форму и содержание публичной дипломатии США и стратегической коммуникации и подкрепить информацию конкретными программами, которые вкладывают в людей, создают возможности для положительных обменов и помогают выстроить дружеские отношения. Радио Свободная Европа/Радио Свобода и её иракская составляющая – Радио Свободный Ирак и Al?Hurra TV – сегодня активно участвуют в работе США по стратегическим коммуникациям, хотя и со спорной эффективностью; это происходит, отчасти, на основе ресурсов Голоса Америки.

Некоторые эксперты называют такой подход попыткой завоевать «сердца и умы мусульман во всем мире». Однако, характеристика приводит к обратным результатам, так как предполагает, что Соединённые Штаты хотят обратить мусульман. Понимание этого играет на руку экстремистам, заявляющим, что их религия и образ жизни в опасности. Проще говоря, этот подход является рекламной кампанией, хотя он пытается выйти за рамки, продвигая реальный вклад в людей и в культурные обмены, например – возобновление Программы стипендий Фулбрайта и создание Глобальной культурной инициативы. Цель рекламной кампании – «продать» Америку, а не обращать окружающих, хотя граница между убеждением людей «купить» идею и их обращением тонка. Данный подход является и важной попыткой применить в войне с террором не только военные инструменты, но и, как неоднократно отмечали чиновники и аналитики, вопросы «мягкой» силы. И всё же кажется, что средства применения мягкой власти не верны.

Совершенно противоположная вторая школа мысли призывает относиться к войне идей, как к «настоящей войне», в которой цель – уничтожение влияния и правдоподобия идеологии противника, нейтрализация главных идеологов. Подход рассматривает публичную дипломатию как важный, но недостаточный инструмент, требующий слишком много времени для достижения желаемых результатов, и мало помогающий непосредственным действиям войск. Для данной школы мысли война идей должна использовать средства информационной войны для уничтожения террористических групп.

Стоит повторить, что этот взгляд считает внимание первой школы к публичной дипломатии не ошибочным, а просто слишком ограниченным по задействованным инструментам и слишком пассивным по природе. Соединённые Штаты и их друзья и союзники должны следовать более агрессивным информационным стратегиям. Такие стратегии будут использовать «слова как оружие», дадут новое определение понятиям так, чтобы враг не мог их использовать, будут «клеймить» и «высмеивать» взгляды противника и «преодолеют его образами и рассказами, слишком многочисленными, чтобы им противостоять». Особенно подчёркивается более обширное использование технологий информационной эры, таких как Интернет, для блокирования или препятствования набору людей джихадистами и пропаганде. Вкратце, этот подход считает войну идей классической идеологической борьбой, но хочет вести её новыми инструментами и методами информационной войны в сочетании с кинетической силой там, где это необходимо.

Этот взгляд поддерживает достаточно доказательств. Как недавно доложил один американец, работавший в информационных операциях и в Ираке, и в Афганистане: «Коалиция [возглавляемая США в Ираке] не смогла противостоять пропаганде врага ни быстрыми эффективными контрмерами, ни опровержением сообщений, методов и идеологии, которые используют восставшие и экстремисты. …Пока коалиция колеблется со своими информационными операциями, повстанцы и вооружённые группы своевременно выпускают информацию, подрывающую поддержку иракского правительства и выставляют собственную предполагаемую силу. Они быстро используют провалы коалиции; они быстро отвечают в защиту своих действий, часто перекладывая вину на власти; и они отнимают успех коалиции и заявляют, что перемены происходят только в результате их насилия. Медленный процесс согласования в армии США – утверждение даже простых продуктов информационных операций, например, листовки или плаката, занимает от 3 до 5 дней – создаёт информационный вакуум, который иракцы заполняют теориями о конспирации и сплетнями, часто отражающими преувеличения или откровенную ложь восставших и экстремистов.

Экстремисты также сделали влиятельных журналистов и учёных «с адресами электронной почты», таких как Томас Фридман, Фрэнсис Факиама и Сэмюэл Хантингтон, целью своей кампании по связям с общественностью. Ценность Интернета уже хорошо зафиксирована: веб-сайты и чаты обеспечивают экстремистам поле, чтобы придумывать моральное и теологическое оправдание своих преступлений, а также проводить необходимое обучение и инструктаж для их выполнения. Использование продолжает расширяться, и поддерживается отчасти молодыми мусульманами, которые, похоже, действуют независимо, в результате вдохновения, а не по указанию.

Несмотря на различия, две школы мысли не обязательно являются взаимоисключающими. Большинство формулировок в новой Национальной стратегии США по публичной дипломатии и стратегической коммуникации (NSPDSC) поддерживает оба взгляда, хотя явно склоняется к первому. NSPDSC выдвигает три стратегических цели публичной дипломатии: (1) предложить позитивный образ надежды и возможностей, лежащих в «наших базовых ценностях»; (2) изолировать экстремистов; и (3) сф��рмировать общие интересы и ценности для американцев и народов различных стран и убеждений во всём мире. Примечательным образом, документ предлагает два способа достижения второй цели: (1) изолировать и дискредитировать лидеров, помощников и организации террористов и (2) сделать неприемлемой их тактику достижения политических целей. Очевидно, что эти способы или методы соответствуют второму подходу.

Тем не менее, подходы школ и не вполне совместимы. Они представляют две точки зрения: первая соответствует взглядам Государственного департамента США, который видит главную работу в изменении образа Соединённых Штатов через «распространение взглядов». Второй – придерживается Министерство обороны США, считающее целью фактическое уничтожение угрожающей идеологии. Задачу, согласно одному эксперту, «нельзя перенести из Госдепартамента», так как «дипломаты по своим целям и образованию не являются воинами и не следует от них этого ожидать». По той же логике, казалось бы, воины, по своим целям и образованию, не подходят для участия в распространении взглядов в зарубежной культуре, за исключением контактов армий. И все же часто оказываются именно в этой роли! Поэтому логика здесь, как видим, не обязательно имеет силу.

В данном случае нежелательно и подчинять один департамент другому. Либо восстановление публичной дипломатии окажется слишком медленным, либо недостаточно быстро будет происходить изолирование и нейтрализация лидеров террористов. Перспективно решение, недавно рекомендованное Научным комитетом Министерства обороны США (2008), а именно: создать «постоянную структуру стратегической коммуникации внутри Белого дома». Тем не менее, необходима осторожность, так как стратегические усилия США не могут позволить себе добавить ещё один бюрократический слой к структуре и процессу, которые уже болезненно медлительны и сдержанны в действиях. Однако, скорость информации в современной стратегической среде говорит о необходимости не только быстрых децентрализованных ответов, но и предупреждающих и досрочных мер. А Государственный департамент и Министерство обороны США организованы, скорее, с учётом отчётности, а не эффективности.

Кроме того, ни один из департаментов не оплачивал конкретной работы по анализу идейных войн, как таковых. Хотя Государственный департамент пытается изменить образ США с отрицательного на положительный, эта работа должна вестись независимо от того, участвуют Соединённые Штаты в войне или нет. По сути, она не должна прекращаться никогда. Мнения скоротечны и требуют постоянной культивации. Как сказал тот же эксперт: «помощь, оказанная США после землетрясения удвоила число пакистанцев, положительно относящихся к США, с 23 до 46% с мая по ноябрь 2005 г. Но к 2006 г. цифра упала до 27%. Значит, как показывают «войны колы», рекламные кампании не должны останавливаться, иначе возникнут неудобные вопросы о долгосрочной жизнеспособности продукта.

Сторонники второго подхода видят войну идей, как идеологическую борьбу и не объясняют, как избежать нанесения «побочного» ущерба Исламу, как религии и образу жизни. Для сравнения: во время Холодной войны вероятность нанесения побочного ущерба идеологии социализма не вызывала беспокойства. Агрессивная кампания, нацеленная на дискредитацию лидеров Аль-Каиды и их идей должна избежать поражения по невнимательности главных религиозных или культурных ценностей, которые могут придать вес утверждению, что Запад напал на Ислам. Реакция на карикатуры, которые появились в датской газете Юлландс-Постен в сентябре 2005 г. показывает, что экстремисты будут быстро и безжалостно использовать определённые сообщения и образы, независимо от их содержания или намерений автора. Информационная война не так точна, как заставляет ожидать опыт традиционных сражений. Многие инструменты информационной эры практически гарантируют, что слова и образы, в лучшем случае, лишь тупые инструменты. Способы распространения информации значительно умножились, следовательно, увеличился и «радиус ущерба» слов и идей.

Второй подход справедливо рассматривает войну идей, как столкновение противоположных желаний. Это столкновение не просто двоично по природе. Во время Холодной войны следовало ожидать, что в стратегические коммуникации Организации Северо-Атлантического договора (НАТО) будут приняты третьи стороны. Сегодня это не всегда так. Преобладающее большинство мусульман возможно и не хотят присоединиться к глобальному джихаду Салафи, но считают политику США откровенно враждебной и, как следствие, активно сопротивляются информационной работе США. Соответственно, стратегия США в войне идей должна ставить цель более точную, а не просто улучшение образа Америки: необходимо продолжать отговаривать молодых мусульман от присоединения к Аль?Каиде или подобным организациям. Подорвать способность Аль?Каиды набирать новых членов гораздо важнее, чем выиграть состязание в популярности. Две цели крайне важно разделить, их слияние только создаёт путаницу.

К счастью, грубые методы Аль-Каиды и ее помощников способствуют де��ствиям Коалиции в сражении идей. Как показали недавние опросы, поддержка террористов?самоубийц и других тактик насилия снижается среди некоторых мусульманских населений. Некоторые вооружённые группы суннитов дистанцируются от Аль-Каиды в Ираке, а группы «Обеспокоенных местных жителей» не только отстаивают местные ресурсы, но и противостоят влиянию Аль?Каиды. Взрывы отелей в Аммане мотивировали правительство Иордании предпринять более агрессивные действия в его собственной войне с террором. Опять же это произошло отчасти из-за безжалостного использования Аль-Каидой тактик террора против других мусульман. Пропаганда Аль-Каиды рисует войну с террором, как крестовый поход против Ислама и публикует образы обороняющихся коалиционных сил. Но правда в том, что гораздо больше мусульман, чем не мусульман было убито и покалечено. И понимание этого растёт.

РЕКОМЕНДАЦИИ

• Стратегия США по отношению к войне идей должна быть более внимательна к возможностям и опасностям физических событий. Случаи в Абу-Грейб, крайне вредные для работы коалиции, покажутся бледными по сравнению с преждевременным выводом войск из Афганистана или Ирака. Лидеры Аль-Каиды уже заявили о победе в Ираке, основываясь на извращённой интерпретации опросов общественного мнения в США и предвыборной полемике о выводе войск. Успешная стабилизация этих государств имела бы невероятно положительный эффект для войны идей и подорвала бы главную информационную кампанию Аль-Каиды. Это не означает, что значительные силы США должны оставаться в обоих странах независимо от прогресса или несмотря на возникновение других стратегических задач. Тем не менее, победить в войне идей окажется гораздо сложнее, а вред образу Америки – сильнее, если вывод коалиционных войск сочтут преждевременным. Разумеется, террористы попытаются представить уход Коалиции, как стратегическое поражение, независимо от условий, в которых это происходит. Но их интерпретация с большей вероятностью обернётся против них, если местные силы продолжат обеспечивать эффективную безопасность накануне любого вывода войск коалиции.

• Нельзя подчинять друг другу ни подход Государственного департамента, ни Департамента обороны. Соединённые Штаты должны следовать им параллельно. Усилия публичной дипломатии необходимо расширить с целью восстановить образ Америки, и продолжать эти попытки неопределённое время, независимо от того, находятся Соединённые Штаты в состоянии войны или нет. Государственному департаменту следует расширить и усилить текущую информационную работу с использованием новых методов и технологий. Некоторые аналитики предполагают, что любая тенденция контролировать сообщение слишком сильно – не продуктивно для информационной работы США; они предлагают «эволюционный» подход, позволяющий менять сообщения и методы в зависимости от ситуации. Это единственная возможная инновация; независимо от её успеха, в обоих случаях Соединённые Штаты с минимальным риском смогут попробовать разные сообщения и методы.

• Одновременно Министерство обороны должно сконцентрироваться на поражении Аль-Каиды и её помощников с военной точки зрения. Общепризнано, что террористические организации могут менять названия, но и это своего рода победа. Даже с изменённым названием, многие ключевые узлы и связи продолжат действовать, позволяя улучшить эти организации. В любом случае, пристальное внимание поможет выработать некоторые параметры для войны идей, упростит изоляцию и нейтрализацию лидеров Аль-Каиды и внесёт ясность в крупные стратегические намерения Америки. С этой целью организации Министерства обороны должны получать ресурсы, соразмерные миссии ведения войны идей как войны. Например, необходимо увеличить число религиозных и культурных экспертов в Отделе по войне с терроризмом (DDWOT/J5).

• Министерство обороны должно оплатить ряд научных работ и конференций по дальнейшему исследованию идейных войн, чтобы способствовать лучшему пониманию их основных типов и возможных результатов. Если последние войны являются индикатором, – армия США столкнётся с похожими информационными операциями в будущем. Во многих отношениях эта война является проверкой множества быстро развивающихся инструментов и методов информационной эпохи. Однако уроки, полученные в конфликте, окажутся неполными, если они не будут сопровождаться лучшим пониманием идейных войн, как метода конфликта.

• Армия США должна пересмотреть свод учений, относящихся к информационным операциям. Концепция совместных действий достаточно подробно описывает информационные операции, в том числе подчинённые и связанные категории, такие как психологические операции и дезинформирование. Тем не менее, гла��ное положение, стоящее за каждым документом, заключается в том, что информационные операции являются вспомогательными для (кинетических) военных операций. Это справедливо во многих типах конфликтов. Но в других случаях, в частности в текущей войне идей, соотношение обратное: военные операции должны способствовать информационным. Аль-Каида и другие организации джихада ведут не новый тип войны, а скорее подчиняют свои военные операции искусной информационной кампании, использующей определённые культурные и религиозные ценности. Все публикации, совместные и по родам войск, относящиеся к информационным операциям, необходимо пересмотреть и включить в них войны, где боевые операции ведутся в поддержку крупной информационной кампании. Другими словами, военная доктрина США должна расширить свой взгляд на отношения между кинетическими и информационными операциями.

• Необходимо пересмотреть положения, относящиеся к информационным операциям, и отразить в них, что «информационная среда» не является ни нейтральной, ни статичной. Культурные и социальные различия практически гарантируют, что разные аудитории интерпретируют одну и ту же информацию по?разному. Даже в границах меняющегося ландшафта значения образов, концепций и видений часто жёстко оспариваются. Объективная интерпретация информации почти невозможна, так как сами инструменты интерпретации возникают, в первую очередь, из субъективного опыта и ассоциативной структуры. Во многих случаях существует достаточно общего, чтобы допустить хотя бы базовую коммуникацию. И всё же, важное положение существующей доктрины США по информационным операциям в том, что вся аудитория по сути придёт к желаемому заключению, если ей дать достаточно «правильной» информации. Это утверждение не учитывает оценку информации различными культурами в зависимости от источника. «Правильное» оказывается разным для разных аудиторий. От наших противников мы ожидаем истолкование информации в свою пользу, но даже так называемое нейтральное население не обязательно беспристрастно, когда дело доходит до интерпретации информации, предоставленной другой стороной.

• Армия США уже понимает, по крайней мере теоретически, что удачные информационные операции требуют действенного в работе понимания целевых культур. Но чтобы обратить теорию в практику требуется больше ресурсов. По этой причине новая Система социальной топографии (ССТ) Армии США это важный шаг в правильном направлении. Миссия системы заключается в предоставлении командующим информации по местным социальным группам и их интересам, убеждениям, лидерам и базовым мотивам поведения индивидуума и группы. Этот тип информации бесценен в операциях по стабилизации и борьбе с повстанцами, где общение с местным населением происходит часто, и является жизненно важным. Главный элемент ССТ – это Группа социальной топографии (ГСТ), состоящая из пяти человек: руководителя группы, двух социологов, руководителя исследовательских работ и аналитика. Предварительная оценка работы ГСТ в Афганистане была положительной. Но ГСТ нужно больше. Предполагая, что последующие оценки ГСТ также будут положительными, армия должна серьёзно рассмотреть расширение и укрепление системы. ССТ – это конкретный способ дать полезную культурную и социальную информацию тем, кто находится на передовой. Она также даёт Армии механизм лучшего использования персонала с ценным знанием культуры и языковыми навыками. Таким образом, армия США должна рассмотреть увеличение числа ГСТ, подготовить их до одной на батальон и поместить во главе всей системы генерала для придания ей большего веса. Следует рассмотреть и перевод групп на уровень боевого командования, чтобы они помогали развитию планов по кооперации в сфере безопасности. Также необходимо выстроить распределение кадров и методы оценки, чтобы соответственно вознаграждать лидеров и растить офицеров и офицеров запаса с соответствующим знанием культуры и другими навыками.

Идейные войны, независимо от их типа, являются делом серьёзным. Ставки могут быть достаточно высоки, а последствия поражения – жестоки, независимо от количества стрельбы. Как идеям нужен носитель или вектор, так и идейные войны обращаются к физическим событиям. Наш подход всегда должен это учитывать. Рассматривая идейные войны как метод конфликта, мы сможем более эффективно вести текущую войну идей и лучше подготовиться к будущим. Ясно одно: наши попытки понять идейные войны должны преодолеть наши попытки охватить другие формы конфликта; в противном случае наше знание ведения войны останется прискорбно неполным. •