ПОЛИТИКА

Документальный рассказ

Яцков стал разведчиком в 26 лет. Родился он в 1913-ом в Аккермане. После окончания школы трудился на сахарном заводе в Большой Грибановке Тамбовской губернии, потом перебрался в Москву, устроился чернорабочим, затем стал строителем и слесарем. Пос тупил в полиграфический институт и, окончив его, распределился на картогра фическую фабрику имени Дунаева. А через год его вызвали на Старую площадь.

На третьем этаже здания ЦК ВКП (б) за длинным столом кабинета № 316 сидело трое крупных немолодых мужчин. Один из них – позже Яцкову стало известно, что это был начальник внешней развед ки НКВД Павел Михайлович Фитин, – обратил внимание на закреплённый на лацкане его пиджака значок парашютиста.

– Это что у вас? Для украшения или как? – начал он ознакомительную беседу.

– Нет, значок честно заработан мною.

– И сколько же вы совершили прыжков?

– Около тридцати, – коротко ответил немногословный, угловатый Яцков.

– Прекрасно! А какой вы язык изучали?

– Немецкий.

– Тоже неплохо.

Все трое внимательно всматривались в сосредоточенное бесхитростное лицо Яцкова. Прощупывающая беседа длилась почти сорок минут.

– Вы нам подходите, – заключил Фитин. – Но сначала вам придётся поучиться.

Ждите, вас вызовут.

Яцков ждал долго: лишь через полгода кто-то позвонил в партком фабрики и попросил передать, чтобы он прибыл 5 июня к 9 часам утра к планетарию на Садовом кольце с необходимыми для учёбы вещами. Оттуда в накрытой брезентом полуторке, Яцкова в числе ещё нескольких молодых людей доставили в раз ведшколу, располагавшуюся в добротном деревянном доме на окраине Балашихи.

Парашютные прыжки Яцкову в разведшколе не понадобились, знание немецкого тоже: он попал во французскую группу (его готовили для работы в Париже). Целый год Яцков усердно изучал новый язык, но Францию оккупировали фашисты, а советское загранучреждение, под крышей которого ему предстояло вести разведывательную деятельность, закрылось. Ему предложили поработать в американском отделении, а потом поехать в Нью-Йорк под фамилией Яковлев. Яцков получил оперативный псевдоним «Алексей» и три месяца на английский.

Первую самостоя тельную вербовку американцаспециалиста по радиоэлектронике Яцкову позволили подготовить и осуществить в 1942 году. Эта акция прошла успешно, и новый агент взял себе в качестве псевдонима фами лию любимого им русского поэта Блока. Агент «Блок» оказался постав щиком очень важной для Советского Союза информации по новым радио приборам, используемым в авиации и в средствах противовоздушной обороны. Добытые через Яцкова материалы получили в Москве самую высокую оценку конструкторов-оборонщиков. Дальше – больше: источник стал приносить на встречи готовые образцы приборов. Общая стоимость переданных для СССР образцов электронных устройств составила за год более 150 тысяч долларов США (по тем временам это была весьма солид ная сумма).

В конце 1943 года в составе английской группы физиков, возглавляемой Рудольфом Пайерлсом, в США прибыл для работы в «Манхэттенском проекте» завербованный ещё в Лондоне доктор Клаус Фукс (агент «Чарльз»). Встала проблема связи: поддер живать с ним контакт напрямую сотрудникам резидентуры по указанию Центра не разрешалось. Чтобы уберечь этого ценнейшего источника атомной информации от малейшей тени подозрений ФБР, пред писывалось иметь для связи с ним специального курьера. Им стал биохимик Гарри Голд («Раймонд»). А передал его Алексею на связь Твен, которому предстояло в 1944 году выехать из США (он пере водился на работу в Париж).

От Чарльза к Яцкову шли очень ценные материалы по разработке американцами и англичанами первой ядерной бомбы. От него же были получены первичные данные о том, что основные атомные объекты нахо дятся в Ок-Ридже (уран-235), в Хэнфорде (плутониевый завод), в Клинтоне (диффузионный и завод по электромагнитному разделению), в Чикаго – Металлургическая лаборатория (проблема выделения плу тония) и в далёком штате Нью-Мексико Лос-Аламосская лаборатория. Из всех этих объектов самым главным и строго-настрого засекреченным являлся Лос-Аламос. Это была, как окрестили местные острословы «мертвая зона генерала Гровса». Проникнуть туда было весьма сложно и рискованно. Генерал Гровс разработал и применил такие крутые меры безопасности, что и речи не могло быть о появлении вблизи этой особо режимной зоны посторонних лиц, тем более иностранцев, особенно из числа граждан СССР. Однако советская разведка проникла и на этот объект: в 1944 году Яцков вербует предложившего свои услуги молодого учёного из Металлур гической лаборатории Чикагского университета «Персея», который к тому времени был уже приглашён на работу в Лос-Аламос.

«Атомные секреты» стали поступать из Лос-Аламоса постоянно. Вот отзывы, собственноручно подготовленные руководителем советского атомного проекта академиком И.В. Курчатовым: «...На основании внимательного ознакомления с материалами разведки у меня осталось впечатление, что они отражают истинное положение вещей...». «Обзорная работа по проблеме урана представляет собой прекрасную сводку последних данных по основным теоретическим и принципиальным направлениям проблемы...». «...Удалось миновать многие весьма трудоёмкие фазы разработки проблемы и узнать о новых научных и технических путях её разрешения...».

В конце таких отзывов Курчатовым всегда ставились новые задачи перед разведкой: «...было бы исключительно важно иметь более подробную информацию по этой системе...» Или: «...обращаюсь к Вам (М.Г. Первухину – В.Ч.) с просьбой дать указания Разведывательным Органам выяснить, что сделано в рассматриваемом направлении в Америке...»

После постановки подобных заданий начиналась обыденная, рутинная работа разведчиков, размеренные, выверенные по часам и минутам встречи с агентурой. Разведка – дело тонкое. «Она хороша тогда, – любил повторять Яцков, – когда её не видно и не слышно, как будто нет её вообще. Вот тогда это разведка высокого уровня. А когда начинаются погони, стрельба, рукопашная – это уже огрехи. Настоящая разведка всегда незаметна».

В представлении на правительственную награду, подписанном тогда Квасниковым – человеком жёстким, требовательным, ни на йоту не отходящим от объективности и норм морали, отмечалось: «... Алексей решает оперативные задача по делу «Энормоз» в весьма сложных условиях: основные американские атомные объекты находятся за тысячи километров от резидентуры, в глухих районах США, в «герметически закупоренных» зонах, откуда выезд допускается только по особому разрешению... Работу Алексей знает и любит. Будучи заместителем резидента по линии научно-технической разведки, он умело строит взаимоотношения не только с сотрудниками резидентуры, но и с дипломатическими работниками консульства. Скромен и хладнокровен. Дисциплинирован. Делу Родины предан».

В конце 1945 года Яцков назначается исполняющим обязанности резидента. Центр, чтобы обезопасить его от «ушей и глаз» ФБР, решает поднять и статус его прикрытия. В начале 1946 ода он получает должность вице-консула. Но, как назло, после этих назначений ��цкова результативность «атомных» агентов пошла на убыль. Причём, произошло это по независящим от резидентуры причинам. Ещё до встречи с Лесли, Персей, который, как известно, в своё время из гуманных соображений, сам предложил свои услуги советской разведке, после испытания первой американской бомбы, как и другие крупные учёные Лос-Аламоса, подписался под письмом военному министру Генри Л. Стимсону, в котором говорилось: «...Считаем своим долгом выступить с призывом не применять атомные бомбы для удара по Японии. Если Соединённые Штаты первыми обрушат на человечество это слепое оружие уничтожения, они лишатся поддержки мировой общественности...»

Однако администрация США не прислушалась к голосу корифеев науки: шестого и девятого августа 1945 года Хиросима и Нагасаки подверглись атомной бомбардировке. Поскольку попытки учёных-физиков воспрепятствовать совершению смертоносных взрывов не увенчались успехом, многие из них стали отказываться от участия в продолжении исследовательских работ.

С этого же времени, по указанию Центра, работа с большей частью агентуры приостановилась. Вызвано это было тем, что если раньше, в годы войны, американские контрразведывательные органы вели борьбу, в основном, с германским, итальянским и японским шпионажем, – то после её окончания, главным противником США становится Советский Союз и его разведка. Повлияла на обострение оперативной и политической обстановки и измена Родине шифровальщика военного атташата в Оттаве Игоря Гузенко.

Атмосфера подозрительности и шпиономании накалялась по всей Америке. Тех, кто осмеливался симпатизировать СССР, предавали общественному остракизму, изгоняли с работы и прежде всего с той, которая имела отношение к военным разработкам. Усилилась слежка и за сотрудниками советских загранучреждений в Нью-Йорке, особенно за теми, кто подозревался в принадлежности к разведке. Яцков ощутил это на себе: наблюдение за ним велось демонстративно, без каких-либо ухищрений. Поставив об этом в известность Москву, он стал ждать решения Центра.

Судьба исполняющего обязанности резидента была определена осенью 1946 года: в письме министра МГБ B.C. Абакумова на имя заместителя министра иностранных дел СССР В. Г. Деканозова сообщалось: «..В связи с возникшей необходимостью, просим Вас перевести из Нью-Йорка в Париж вице-консула тов. Яцкова Анатолия Антоновича. Тов. Яцков характеризуется положительно, хорошо знает английский и французский языки. Социалистической Родине предан». Но до конца 1946 года он ещё продолжал руководить нью-йоркской резидентурой, а в начале сорок седьмого был переправлен в Париж с конкретной разведывательной целью:

« 1. Создавать агентурный аппарат по линии научно-технической разведки. Всё остальное не должно Вас захлестывать и уводить от основной проблематики».

2. Заниматься Вам надо главным образом продолжением разработки дела «Энормоз», ибо страна Вашего пребывания и в будущем будет занимать ведущее место с точки зрения применения атома в мирных целях;

3. Постепенно внедрять «своих людей» в ядерные НИИ, службы экстракции плутония и строительства атомных котлов...».

Посол во Франции Александр Ефремович Богомолов знал, с какой целью приехал во Францию Алексей, и потому в беседе с ним в присутствии руководителя разведывательной загранточки Николая Лысенкова и Твена, который был заместителем резидента по НТР, не случайно обронил:

– Ваша задача, как я понял из рассказа резидента, – это проникновение в «Акрополь» (так условно назывались все ядерные объекты Франции). Для развёртывания такой работы Вам, в отличие от Семёна Марковича, повезло с легендой прикрытия: Вы назначаетесь сразу на должность второго секретаря нашего посольства... А Семёнов по-прежнему остаётся уполномоченным «Совэкспортфильма». Надо Вам как можно быстрее разгрузить его на Вашем поле деятельности. Иначе он не сможет переключиться на проблемы кинематографа. И учтите, работать во Франции Вам будет нелегко...».

В августе 1949 года была испытана советская атомная бомба. Многие учёные-физики, работавшие в Лаборатории № 2, удостоились звания Героев социалистического труда. Разведчики за проникновение в тайны «Манхэттенского проекта» и добывание актуальной информации по атомной бомбе были награждены орденами Трудового Красного Знамени, а Яцков к тому же был ещё назначен заместителем начальника отдела, который возглавлял тогда Л.Р. Квасников. Через некоторое время Анатолий Антонович выехал на работу в Апп��рат Уполномоченного МГБ в Восточной Германии. Потом была командировка в Ирак.

По возвращении в Москву, его подключили к разработке предложений по улучшению работы научно-технической разведки. Когда они были подготовлены, записку доложили в ЦК, и 10 мая 1956 года было принято закрытое решение ЦК и Совета Министров СССР, направленное на укрепление и улучшение деятельности НТР. Через семь лет в Первом главном управлении КГБ при СМ СССР начало функционировать управление «Т» (управление научно-технической разведки). Его деятельность стала тесно увязываться с неотложными задачами особо важных конструкторских бюро и научно-исследовательских центров. Этот разведывательный орган должен был обеспечивать отечественную науку и промышленность наиболее передовыми сведениями о состоянии и развитии науки и техники за рубежом. Аппарат нового управления был увеличен на сто человек. Полковник Яцков возглавил тогда отдел.

Перед выходом на пенсию он работал начальником факультета Краснознаменного института разведки. Тогда же, девять лет назад, когда завеса секретности в работе органов госбезопасности стала немного приоткрываться, и состоялось наше знакомство. В то время я ещё не знал о том вкладе разведки, который она внесла в создание отечественной атомной бомбы. А потом нежданно-негаданно на страницах газет стали появляться разного рода «откровения», полные домысла и заведомой полуправды. Некоторые центральные издания дошли до того, что пользуясь непроверенными фактами, начали утверждать, что только благодаря разведывательным данным советские учёные смогли скопировать американскую атомную бомбу и создать свою через четыре года. Уж на что был сдержанным человеком Анатолий Антонович Яцков, но и он тогда не смог смолчать, взялся за перо и написал в «Комсомольскую правду» статью о том, что разведка никогда не претендовала в создании ядерного оружия на главенствующую роль, которая, как он считал, всегда по праву принадлежала физикам. «Самая достоверная научно-техническая информация, – писал он, – становится полезной только тогда, когда понимается её значимость. Нашу бомбу создавали учёные, инженеры, рабочие, а не разведка. А сведения, добытые ею, только ускорили эту работу...»

Так же чётко он выразился в ответ на одну из публикаций в «Военно-историческом журнале»: «... Не надо целовать руки разведке. Я никогда не видел смысла заниматься зряшным делом – взвешивать на аптекарских весах каждый факт, подчёркивающий значительный и исключительный вклад учёных-физиков или, наоборот, разведчиков. Учёные сами с усами. Получая полезную информацию, они сверяли её со своей, отбрасывали малоперспективные, тупиковые направления. Информация разведки позволяла нащупать новые ориентиры и, как подчёркивал И.В. Курчатов, «...миновать многие весьма трудоёмкие фазы разработки проблемы...».

Американские газеты шумно, запальчиво писали о Яцкове как о супершпионе двадцатого века. Но Яцков не похож на него: – это был скромный обыкновенный человек, с обострённым чувством гражданственности и ответственности. В нём не было позы, этакой вызывающей бравады, манеры рассуждать свысока. Зато был иронический склад ума, непоказная независимость мысли. В нём преобладали хладнокровие, расчётливость и дальновидность. Он был больше похож на учёного или философа, и на каждый мой вопрос всякий раз, как говорят спортсмены, уходил в глухую защиту. Воспроизведу лишь одно его очень важное размышление на довольно любопытную проблему: почему учёные-физики, строго предупреждённые американским генералом Гровсом и агентами ФБР, посчитали всё же нужным раскрыть СССР великую тайну США?

Вот его ответ: «В лагере противника были люди, которые сознавали, какой страшной силой будет обладать американский империализм, создав атомную бомбу, и какую опасность представляет это для судеб человечества. Острота проблемы, её жизненно важный, может быть, роковой характер придавали им решительность, и они без колебаний шли на передачу Советскому Союзу секретной информации, значение которой нельзя переоценить.

В семьдесят два года Анатолий Антонович Яцков вышел в отставку. Он по-прежнему был энергичен и собран, регулярно играл на теннисных кортах в Лужниках, публиковал свои статьи в газетах и журналах (а знал и помнил он очень многое), всегда был внимателен к друзьям по службе, спокоен, доброжелателен. Таким и остался в памяти всех, кто знал его. Умер полковник Яцков весной 1993-го. А летом 1996 года, Указом Президента, ему в числе др��гих разведчиков-атомщиков было присвоено звание Героя Российской Федерации. •